Редакция ФБРК завершает серию материалов о крупнейших государственных закупках казахстанских ведомств в 2024 году.
Что объединяет мазут, автомобили представительского класса, серверное оборудование и услуги водолазов? Все это – государственные закупки казахстанских министерств. На протяжении нескольких месяцев редакция ФБРК изучала, куда и как ведомства тратят бюджетные средства, систематически анализируя крупнейшие договоры каждого из них. Теперь пришло время подвести итоги.
Наш анализ выявил несколько ключевых закономерностей, которые прослеживаются практически во всех ведомствах. Первая и самая очевидная – масштабная цифровизация государственного аппарата. Десятки миллиардов тенге ежегодно направляются на создание информационных систем, обновление компьютерного парка, программное обеспечение и цифровую инфраструктуру. Примечательно, что эта тенденция наблюдается даже в тех министерствах, которые, казалось бы, далеки от IT-сферы. Министерство сельского хозяйства, например, потратило на цифровизацию около 1,9 млрд тенге, в то время как фермеры все еще страдают от невыплаченных субсидий на сумму 359 млрд тенге.
Эта парадоксальная ситуация ставит под вопрос эффективность цифровой трансформации: средства тратятся на технологии, которые должны упростить и ускорить процессы, но базовые проблемы отраслей остаются нерешенными. Скажем, министерство финансов, лидирующее по затратам на цифровизацию, одновременно находится в тройке лидеров по числу сотрудников, осужденных за коррупцию. Очевидно, что технологии сами по себе не способны решить системные проблемы без соответствующих изменений в управленческой культуре и механизмах контроля.
Вторая закономерность, которая проявляется при анализе госзакупок – непрозрачность внутриведомственных финансовых потоков. Многие министерства направляют значительные средства подведомственным организациям, создавая своеобразные замкнутые финансовые циклы. Яркий пример – министерство внутренних дел, где почти 18 млрд тенге возвращаются в систему МВД через «Информационно-производственный центр» МВД РК. Подобная практика наблюдается и в министерстве юстиции, где «Институт законодательства и правовой информации РК» становится получателем множества контрактов.
Такая концентрация государственных средств в рамках ведомственных структур создает риски неэффективного использования бюджетных средств и затрудняет внешний контроль. В отсутствие конкуренции сложно оценить справедливость цен и качество предоставляемых услуг, что может приводить к завышению стоимости контрактов и непрозрачному распределению ресурсов.
Третья тенденция связана с приоритизацией представительских расходов. Несмотря на декларируемые программы экономии и оптимизации затрат, значительные суммы по-прежнему направляются на содержание административных зданий и транспортное обслуживание руководства. Министерство транспорта, например, выделило крупную долю бюджета на содержание здания «Транспорт Тауэр» и обеспечение руководства представительскими автомобилями, а министерство энергетики потратило на транспортное обслуживание руководства 85,7 млн тенге.
Эти расходы особенно контрастируют с экономией в социальных сферах. В то время как на содержание административных зданий тратятся сотни миллионов тенге, многие социальные программы остаются недофинансированными. Подобное распределение приоритетов вызывает вопросы об эффективности использования бюджетных средств и соответствии расходов реальным потребностям общества.
За общими тенденциями скрываются и существенные различия, которые во многом определяются спецификой работы ведомств. Министерство энергетики, например, направляет основные средства на закупку топлива, что логично для органа, отвечающего за энергетическую безопасность страны. Министерство здравоохранения фокусируется на подготовке кадров, министерство национальной экономики сосредоточено на развитии государственно-частного партнерства, а министерство туризма и спорта отдает приоритет спортивному направлению.
Такие различия отражают не только объективные потребности отраслей, но и субъективные приоритеты руководства министерств, а иногда – и политические установки. Интересно, например, что в год Олимпийских игр в Париже финансирование спортивного направления многократно превысило поддержку туристической отрасли, хотя развитие внутреннего туризма декларируется как одна из приоритетных задач экономической политики.
Отдельного внимания заслуживает вопрос ценообразования в государственных закупках. Анализ контрактов показывает значительные различия в стоимости однотипных товаров и услуг не только между разными министерствами, но и в рамках одного ведомства. Так, стоимость мазута в разных партиях для министерства энергетики различается без очевидных причин. Средняя стоимость компьютера в МИДе составляет 615 тыс. тенге, что значительно выше рыночных цен на аналогичное оборудование.
Подобные расхождения могут объясняться как особыми требованиями к закупаемым товарам и услугам, так и несовершенством системы государственных закупок, допускающей необоснованное завышение цен. В отсутствие эффективного контроля и прозрачных механизмов ценообразования риски нецелевого использования бюджетных средств значительно возрастают.
Еще одна интересная тенденция – растущий разрыв между декларируемыми целями и реальными расходами. Многие министерства на словах провозглашают приоритет долгосрочных стратегических программ, но на деле большая часть средств уходит на текущие операционные расходы и содержание административного аппарата. Например, министерство экологии, несмотря на амбициозные планы по защите окружающей среды, сосредоточено в основном на мониторинге и исследованиях, а не на конкретных природоохранных мероприятиях.
Разрыв между официальными обещаниями и фактическими расходами министерств объясняется сразу несколькими причинами. Во-первых, сами бюджетные процессы довольно инерционны — даже при желании быстро что-то изменить не получается. Во-вторых, внутри системы часто встречается сопротивление — не все чиновники готовы поддерживать перемены. Наконец, у государства есть объективные финансовые ограничения. Тем не менее именно госзакупки позволяют увидеть, какие приоритеты на самом деле стоят в повестке — вне красивых лозунгов и публичных заявлений.
Что можно ожидать в будущем? Если текущие тенденции сохранятся, мы будем наблюдать дальнейшую цифровизацию государственного аппарата с постепенным переходом от простой автоматизации процессов к внедрению элементов искусственного интеллекта и аналитических систем. Министерство цифрового развития уже сейчас направляет значительные средства на развитие цифровой инфраструктуры, и эта тенденция, вероятно, будет усиливаться.
В то же время растущий запрос общества на прозрачность и эффективность государственных расходов может привести к пересмотру приоритетов в сторону более сбалансированного распределения средств. Особенно это касается представительских расходов и финансирования подведомственных организаций, которые все чаще становятся объектами общественной критики.
Климатические изменения и связанные с ними риски также могут повлиять на структуру государственных расходов. Министерство по чрезвычайным ситуациям уже сейчас инвестирует в модернизацию технического оснащения с фокусом на авиацию и водолазное оборудование, что свидетельствует о подготовке к возможным природным вызовам. Министерство водных ресурсов уделяет существенное внимание экологической составляющей, выделив около 8 млрд тенге на проведение компенсационных природоохранных пропусков.
Однако самым важным фактором, определяющим будущее государственных закупок, остается эффективность общественного контроля. Именно гражданское общество, независимые СМИ и экспертное сообщество могут стать тем противовесом, который обеспечит более рациональное и целевое использование бюджетных средств.