Когда одно ведомство ссылается на авторские права, а другое - на государственную тайну, становится ясно: что-то здесь не так. Ответ комитета науки министерства науки и высшего образования на запрос редакции ФБРК о биологическом обосновании отстрела сайгаков не только не прояснил ситуацию, но и добавил новые интригующие детали в эту бюрократическую мыльную оперу.
Напомним, ранее министерство экологии на аналогичный запрос о предоставлении биообоснования ответило, что документ нельзя предоставить из-за авторских прав Института зоологии. Теперь же минобразования сообщает совсем другую причину - документ имеет гриф «для служебного пользования» и содержит сведения ограниченного распространения. Забавно, правда? Два государственных ведомства не могут договориться даже о том, по какой именно причине они скрывают от общества научное обоснование государственного решения.
Минобразования сообщает, что биологическое обоснование «легло в основу постановления Правительства РК от 27 мая 2025 года № 379», которое также имеет гриф «для служебного пользования».
Только вдумайтесь. Решение правительства о судьбе миллионов животных, вызвавшее широкий общественный резонанс, оказывается засекреченным документом.
Неужели методы подсчета сайгаков представляют государственную тайну? Или проблема в том, что обнародование полного текста постановления может поставить неудобные вопросы?
Попытка ведомства представить ситуацию в позитивном свете выглядит еще более неубедительно, чем словесная акробатика министерства экологии.
«Основные положения, выводы и обоснования были доведены до широкой общественности через официальные выступления представителей МЭПР и Института зоологии», - сообщает ведомство.
Или классический пример подмены понятий. Вместо предоставления научного документа для экспертной оценки обществу предлагают довольствоваться пересказом чиновников. Представьте, если бы диссертации защищались не на основе письменных работ, а по устным рассказам соискателей о своих исследованиях.
Далее сообщается, что «опубликованные итоги научных исследований биологии, экологии, эпизоотического значения сайгаков можно найти в научных изданиях».
Министерство фактически предлагает журналистам и экспертам самостоятельно собирать по крупицам информацию из различных источников, вместо того чтобы предоставить конкретное обоснование конкретного решения.
Это все равно что сказать: «Хотите узнать, почему мы решили снести этот дом? Почитайте учебники по строительству, там все написано».
Институт зоологии, согласно ответу ведомства, готов предоставить «разъяснения или доступ к обобщённой информации, не содержащей сведений ограниченного доступа».
Снова та же история - вместо полноценного документа предлагается некий урезанный пересказ. Но если информация настолько секретная, что ее нельзя обнародовать, то на каком основании она используется для принятия решений, затрагивающих интересы всего общества?
Между тем, из ответа министерства становится ясно, что биологическое обоснование разрабатывалось в рамках программно-целевого финансирования - то есть за счет государственного бюджета, средств налогоплательщиков. Иными словами, граждане финансируют научное исследование, результаты которого используются для принятия решений, прямо их затрагивающих, но ознакомиться с этими результатами не могут ни под каким предлогом.
Создается впечатление, что система государственного управления выстроила вокруг вопроса сайгаков настоящую стену секретности. Научное обоснование засекречено, постановление правительства засекречено, а обществу предлагают довольствоваться общими фразами из выступлений чиновников. Такой уровень непрозрачности был бы понятен, если бы речь шла о военных разработках или дипломатических переговорах, но мы говорим о научном обосновании экологического решения.
Так если биологическое обоснование действительно безупречно с научной точки зрения и убедительно доказывает необходимость изъятия сайгаков, то зачем его прятать?
Что мы имеем в итоге? Не просто нежелание предоставить конкретный документ, а фундаментальное непонимания принципов информационной открытости и подотчетности власти обществу. Когда научные исследования, проводимые за государственные средства и служащие основой для государственных решений, становятся предметом ведомственных игр в прятки, это говорит о серьезных проблемах в системе государственного управления.
Единственное, что сегодня можно констатировать с полной уверенностью - в искусстве уклонения от прямых ответов на прямые вопросы казахстанская бюрократия достигла поистине выдающихся высот. Но когда чиновники врут так неумело, что не могут даже согласовать между собой версии лжи, то разумно ли доверять им судьбу целого вида? Есть ощущение, что это было бы преступной глупостью.